Картинка взята из интернета.
Окончание.
Начало см. https://mabiab.com/articles/read/utoli-moi-pechali-1_40177.html
Продолжение см. https://mabiab.com/articles/read/utoli-moi-pechali-2_40197.html
1
Жизнь шла своей размеренной чередой. Василий и Наталья каждое утро вместе отправлялись в монастырь, где несли своё послушание: он — трудником, она — помощницей в прачечной, трапезной и свечной. Дарий — их сын, их поздняя радость — ходил в школу. После уроков он, как по расписанию, направлялся к родителям в монастырь, помогал им, чем мог, а затем вместе с ними возвращался домой.
Скромен и невелик был их дом, но наполнен теплом. Василий с каждым днём всё больше укреплялся в вере. Благодаря Наталье он научился молиться, начал углубляться в чтение Евангелия и Псалтыри. Он уже не мог представить вечер без тихой семейной молитвы. Вместе с женой они преклонялись перед образом Пресвятой Богородицы «Утоли мои печали» и благодарили за всё: за милость Божию, за встречу, за сына, за каждый прожитый день.
Шли годы. Дарий взрослел, становился серьёзным, вдумчивым мальчиком, в школе учился хорошо. Семья жила в мире и молитве. Но однажды, поздним вечером, когда Наталья уже молилась перед сном, стоя на коленях перед иконой, а Дарий давно спал в своей комнате, в дверь позвонили. Звонок прозвенел неожиданно резко, настойчиво, врываясь в уклад их мирной жизни. Василий, в домашней рубашке, пошёл открывать. На пороге стоял мужчина, лет сорока пяти — невысокий, сутулый, в мятой куртке и с наглой улыбкой на лице.
— Привет, Горемыка! — заговорил он хриплым голосом. — Узнал меня? Это я, Шуруп — Петька! Сколько лет прошло, а ты не изменился…
Василий, прикрыв чуть дверь за собой, бросил короткий взгляд на Наталью — та всё ещё молилась, не видя, кто пришёл. Он вернулся к нежданному гостю и сдержанно произнёс:
— Узнал тебя, Шуруп. Когда освободился?
— Два дня назад. Даже справка есть, хочешь — покажу. Не до шуток, Горемыка. Я прямо с вокзала к тебе. Ехал двое суток. Родителей нет, дома нет, родных — как корова языком… Словом, ни кола, ни двора. Подумал, может, ты не бросишь старого товарища?
Василий молчал. Сердце его стучало тревожно. Перед ним стоял человек из прошлого, о котором он не хотел вспоминать. Прошлого, в котором было всё: темнота, страх, голод, унижения и ненависть. И вот теперь — он здесь, на его пороге, словно жизнь сама испытывает его.
— Петька… — медленно проговорил он. — У меня жена, сын. Однокомнатная квартира. Я стал верующим, сейчас я трудник в монастыре… Не могу… не могу тебя пустить. Сам понимаешь. Неподалёку есть хостел…
— Жена, сын, квартира, — передразнил его Шуруп. — Да ты гляди, как обустроился! А ведь был крутым парнем. И чего ты мне затираешь? Верующим стал… В монастыре работает. Ха! Ты? Горемыка? Да ты тряпкой стал!
— Не зли меня, Шуруп, — тихо, но жёстко ответил Василий. — Я завязал с тем, что было. Жизнь другая. Оставь это, уйди. Ради Бога, не разрушай то, что мне дано с таким трудом.
Но Петька лишь зло рассмеялся ему в лицо:
— Пошли лучше на улицу, поговорим, по-мужски, а то чего тут, на лестничной клетке, как бабы шептаться?
Василий глубоко вздохнул, взглянул на полузакрытую дверь, за которой остались Наталья с сыном. Потом молча спустился по лестнице. Петя потирая руки, последовал за ним. Ночная улица была пуста. Рядом с подъездом горел одинокий уличный фонарь. Лишь ветер тихо шуршал листвой в придорожных деревьях. Василий остановился у подъезда, глядя на Петра. Тот огляделся и, встав напротив, вдруг резко заговорил:
— А ты и правда, стал другим, Горемыка. Не узнать тебя. Раньше бы за брата в огонь пошёл. А теперь — смотри-ка — глаза потупил, как школьник. Где твоя крутизна, а? Где тот, кто в тюрьме держал слово и кулак?
— Всё, Шуруп, хватит, — спокойно ответил Василий. — Жизнь изменилась. Я сам изменился. Слава Богу. Оставь это.
Петя, фыркнув, шагнул ближе:
— Слава Богу, говорит… Тряпка ты, а не мужик. Сидишь тут, молишься, в монастыре, трудником числишься… Да ты просто сбежал от всего!
— Я нашёл то, ради чего стоит жить. Нашёл любовь, покой, смысл… Ты не поймёшь, — тихо проговорил Василий, делая шаг назад.
— Не пойму? — зло усмехнулся Шуруп. — Да ты сам не знаешь, что плетёшь! Хотел как лучше, а стал ничем. Ну, так получи своё, святоша!
С этими словами Пётр выхватил из кармана нож, резким движением ударил Василия в живот и убежал в темноту…
2
Всё произошло молниеносно. Василий пошатнулся, его лицо исказилось от боли, он попытался повернуться, но ноги подкосились. Он рухнул на землю, сжав пальцами мокрую от крови рубашку.
На балконе, заворожённо глядя вниз, Наталья с ужасом наблюдала за происходящим. Когда нож сверкнул в свете уличного фонаря, она закричала:
— Вааасяяяя!!!
Двери соседних квартир открылись, кто-то побежал вниз, кто-то вызывал «Скорую» и милицию. А Наталья уже неслась по лестнице вниз, босиком, с трясущимися руками и слезами в глазах...
В приёмном покое больницы ярко светили лампы, пахло лекарствами и чем-то неуловимым. Наталья сидела, скрестив руки на коленях, словно боясь рассыпаться. Врач, выйдя из реанимации, устало посмотрел на неё:
— Состояние тяжёлое. Потеря крови значительная, нож задел лёгкое. Мы сделали всё, что могли. Сейчас — только молиться…
Он ушёл, а Наталья всё сидела. Рядом Дарий, бледный, растерянный, сжимающий руку матери. Но Наталья встала, выпрямилась, словно кто-то незримо придавал ей силы, и направилась в небольшую больничную часовню.
Там, перед лампадой и старой иконой Богородицы, она встала на колени. Слёзы струились по лицу, но голос её был ровен, будто с ней рядом был Сам Господь, и она не могла позволить себе ни истерики, ни отчаяния:
— Пресвятая Богородица, Утолица скорбей… услышь меня. Спаси моего мужа, Василия. Он много страдал… Он стал другим. Ради любви. Ради меня. Ради сына. Ты знаешь, он молится Тебе каждый вечер… Только не забирай его, Матерь Божия… Я готова всё перенести, только бы он жил. Только бы видеть его глаза… слышать голос… держать за руку. Умоляю… Пошли ему исцеление. Если на всё воля Божия — пусть она будет, но умоляю Тебя — не отнимай у нас нашего Васю… Он только начал жить, начал верить, начал молиться… Не прерывай его жизненный путь...
Она припала лбом к деревянному холодному полу, и осталась так, не шевелясь, только губы шептали: «Утоли мои печали… Утоли…»
В том положении и застал её Дарий, прижавшийся к ней сбоку, шепча сквозь слёзы:
— Господи, спаси папу… пожалуйста… спаси его…
Прошла неделя. Дни тянулись один за другим, будто в тумане. Наталья почти не покидала больничных стен. Дарий приносил ей термос с чаем и сидел рядом с книжкой, не отрывая взгляда от двери реанимации.
А в монастыре в эти дни не умолкала молитва. Настоятельница и монахини молились о здравии Василия, каждую службу поминая его имя у Престола Божия. Перед иконой "Утоли мои печали" всегда горела лампада, и слёзы молитвы тихо стекали в сердца женщин, просивших Господа о чуде.
И вот однажды, когда солнце только поднималось над городом, к Наталье подошёл врач. В его глазах впервые за это время появилась мягкая улыбка:
— Он пришёл в себя. Состояние стабилизируется. Можете пойти к нему, но на пару минут, не больше…
Наталья тихо вошла в палату. Василий лежал бледный, обросший щетиной, ослабевший, но глаза его были открыты. Увидев её, он слабо улыбнулся.
— Ты... здесь, — прошептал он.
Она сжала его ладонь, приложила к щеке.
— Всегда, родной. Мы с тобой, все трое. Господь не оставил нас…
У изголовья стоял Дарий, в руках — веточка жасмина. Он молча передал её матери. Наталья поставила цветок в стакан с водой — как символ жизни, надежды и любви.
Они стояли у постели Василия, молчали, но в этом молчании была молитва, любовь и вера, что, с Божьей помощью, всё будет хорошо…
Окончание.
Начало см. https://mabiab.com/articles/read/utoli-moi-pechali-1_40177.html
Продолжение см. https://mabiab.com/articles/read/utoli-moi-pechali-2_40197.html
