В рассказах о войне принято говорить о добровольцах, которые пошли служить с осознанным мотивом, а не по повестке. Случаются и такие военные конфликты, которые ограничивались применением профессиональной армии и добровольцев, но в большинстве случаев наступало время, когда таковых ставало недостаточно.
Мобилизация далеко не новое слово в повседневном обиходе, а скорее «хорошо забытое старое». Это та самая тень военных действий, о которой умалчивают в героических эпосах. Военные конфликты редко обходятся без вовлечения мирного населения, но об этом пытаются не вспоминать по окончанию войны.
Отказ от мобилизации сейчас называют уклонением, по простонародному нарекают трусостью. Этот текст о том, почему я бы не хотел быть мобилизованным. Иными словами это текст о моей трусости.
Расклад на театре боевых действий таков, что существуют постоянная профессиональная армия, добровольцы и мобилизованные. Разница между этими группами прежде всего в их мотивации. Для профессиональных военных это работа, потому основным мотивирующим фактором есть деньги. Добровольцы берут участие в войне опираясь на собственные или навязанные им морально-этические принципы: сражаются за веру, нацию, идеологию. Но что есть мотивом для мобилизованного контингента?
Мотивом для мобилизованного является криминальная ответственность. Точне не мотивом, а скорее принудительным обстоятельством. Отсюда мобилизация - это принудительная служба. С этим утверждением можно было бы поспорить аргументируя тем, что кто-то колебался с решением об участии в боевых действиях, а повестка просто упростила этот выбор. Такой довод проконал, если бы существовал алгоритм отказа от мобилизации, но его нет.
Через сотни лет после отмены феодального права, осуждения и преследования работорговли у нас существуют законы, которые принуждают граждан против собственной воли ставать к оружию, убивать людей и подвергать свою жизнь опасности. Здесь речь идет даже не о запрете, осуждении и преследовании убийств, а о отсутствии или несоблюдении права каждого человека не убивать и не быть убитым.
Основным призванием государства, как социального института, является защита человеческой жизни. Смерть ради государства это выворачивание его сущности на изнанку. Венцом любой пропагандистской деятельности является вознесение смерти, когда гибель людей преподносится как самопожертвование во благо остальных. В современной тесной системе социальных связей и взаимодействий смерть одного человека пагубно сказывается на всем его окружении. Потому гибель человека не может послужить никому во благо. Герои, действительно, не умирают. Они живут дальше чтобы продолжать борьбу и нести ответственность.
В третей статье Конституции Украины жизнь, здоровье, безопасность и неприкосновенность человека провозглашаются наивысшими социальными ценностями государства. При чем упоминается не какой-нибудь конкретный тип людей, не делаются оговорки на гражданство, национальность, религиозные или политический взгляды - речь идет о каждом, кто попадает в правовое поле страны. Тогда получается что государство, насильно мобилизуя население, совершает два конституционных преступления: подвергает жизни мобилизованных опасности и принуждает убивать других находящихся в его правовом поле людей.
Не одно убийство не может быть оправдано, так как каждое из них имеет последствия. Каждая смерть, каждое увечье и разрушение, которое было совершено одной из сторон конфликта ни сколько не приближает развязку, а точнее наоборот - отдаляет ее поднимая ставки. Потому я неистово охуеваю, когда в соцсетях по обе стороны конфликта радуются озвученным цифрам «уничтоженной живой силы противника».
В СМИ трубят о падении курса гривны, рубля и о падении цен на нефть, но в то же время происходит куда важнее девальвация - падение ценности человеческой жизни. В отличие от мирного времени, когда жизнь должна признаваться главной ценностью государства, в военное время и в военных конфликтах жизни становятся простыми аргументами в политическом противостоянии и оказываются на одной чаше весов с полезными ископаемыми и экономическими ресурсами.
Уже сейчас счет погибших пошел на тысячи, но даже это лишь малая часть влияния конфликта на общество.
Погибшим считается человек, смерть которого удалось засвидетельствовать или установить другими объективными способами. Редко в сводках погибших вспоминают о без вести пропавших - это люди, местонахождение и состояние которых не возможно определить. Количество таких случаев может достигать соразмерного числа с подтвержденными жертвами. И даже по истечению многих лет, когда становится очевидно, что хотя-бы никто из пропавших без вести не остался в живых, в официальных источниках они все равно не добавляются к общему числу жертв. Молчат так-же о изувеченных - количество таких случаев может быть в разы больше, чем погибших и пропавших без вести вместе взятых. И еще больше тех, кто пострадал от конфликтов в результате гибели или увечия человека из ближнего окружения. На войне стреляют в живую силу противника, а попадают в чих-то супругов, сыновей, братьев и друзей. Каждая смерть, каждое увечье запускает цепочку событий, которая приводит к факторам, последствия которых можно будет оценить лишь через десятилетия.
Так согласно подсчетам 2001 года во Второй Мировой Войне потери со стороны СССР составляли 7,5 млн погибших, пропавшими без вести считалось 4,5 млн, общие демографические потери из-за разных факторов составили 26,6 млн человек.
Если брать во внимание все вышеизложенное то к 4 364-м погибшим и 10 064-м изувеченным на востоке Украины по версии ООН стоит добавить еще около 2-х тысяч «без вести пропавших». Полученные 16 428 случаев умножаем на 5 - среднее количество близких для каждого человека (мать, отец, жена, ребенок, друг) и получаем 82 140 человека, чьи жизни были подвергнуты необратимым изменениям в результате военных действий. Добавляем это к количеству непосредственных пострадавших (16 248) и получаем 98 388 пострадавших и погибших. Если оценивать общие демографические потери пропорционально к таковым в Второй Мировой то на данном этапе они составят 15 тысяч человек.
Но даже на этом плохие вести с полей элементарной алгебры не заканчиваются.
Апроксимируя жизни в единицы, которые потом собираются в десятки, сотни и тысячи, мы делаем фундаментальную ошибку в подсчетах. Ошибку масштаба, которая не позволяет нам осознать весь пиздец происходящего.
Каждый из нас живёт, думает и воспринимает информацию в масштабе одной жизни. У меня, пишущего этот текст, и у тебя, читающего его, есть только одна, не до конца прожитая жизнь, и осознать на сколько 4 364 жизней это много мы не способны, так как это на 4 363 и в 4 364 раз больше суммы того, что мы имеем на сегодня и того, что мы получим в будущем. Потому мы апроксимируем, сжимаем жизнь в материальную точку, записываем в ряд тысячи, сотни и десятки и делаем вид что все осознали. Но это далеко не так.
Человеческая жизнь состоит из того, что уже прожито и того, что ещё есть впереди. Прожитое мы называем опытом, все остальное - будущим. Каждый погибший на войне человек это потерянный опыт и утраченное будущее.
Более наглядным будет попытка оценить потери в масштабах, доступными для осознания. За такой масштаб можно взять час человеческой жизни — в технологиях производств это называют человеко-часом. Такая единица времени повсеместно встречается в обиходе - мы знаем сколько денег мы получаем в час, знаем сколько в час стоят чужие услуги, знаем сколько часов уйдет на ту или иную работу.
Тогда за среднюю продолжительность жизни возьмем 62,37, а средний возраст участника боевых действий за 35 лет. Получается, что из всю жизнь к 35-ти годам можно поделить на 35 лет опыта, и 27,37 лет будущего. В каждом году 365 х 24 = 8760, то есть в перерасчете на часы средняя продолжительность жизни для мужчины в Украине составляет 546 361, из них для 35-летнего 306 600 часа составляет опыт, а 239 761 - будущее.
На декабрь 2014-го года в вооруженном конфликте на востоке Украины человечество потеряло по меньшей мере 4 364 х 306 600 = 1 338 002 400 (один миллиард триста тридцать восемь миллионов две тысячи восемьсот восемьдесят девять) часов человеческого опыта и 4 364 х 239 761 = 1 046 317 004 (один миллиард сорок шесть миллионов триста семнадцать тысяч четыре) часов будущего. Этого будущего хватило-бы на постройку 2 210 Эйфелевых башен в натуральную величину. Суммарные необратимые потери для человечества составляют 2 384 319 404 (два миллиарда триста восемьдесят четыре миллиона триста девятнадцать тысяч четыреста четыре) часа без учета 1 092 722 400 часов на счету у пропавших без вести, 2 412 956 717 часов неполноценного будущего изувеченных, и 19 693 984 968 часов будущего искалеченных судеб родственников погибших и раненых.
Это далеко не полные цифры даже на момент публикации. Информационную обстановку в районе боевых действий не даром называют «туманом войны» - добыча, обмен и проверка информации в таких областях чрезвычайно затруднена или вообще не возможна. Потому полную картину мы если и узнаем, то через пару десятков лет.
Но даже в масштабе человеческой жизни каждый из этих пострадавших это случай, когда государство, а значит и наше общество, не справилось со своей основной функцией. Каждый из этих случаев - это преступление против человечества. И у каждого преступления кроме жертвы есть ещё и преступник, а значит обществу придётся дважды расплачиваться за каждую смерть.
Участь человека на войне сводится к двум простым действиям - убивать или умирать. В правовом поле мирного времени это абсолютно ненормальные и осуждаемые явления, с единственной оговоркой, что смерть есть результатом убийства. В условиях же боевых действий уничтожение живой силы противника поощряется, преподносится как заслуга.
Впервые с проблемой подмены ценностей человек сталкивается во время мобилизации - отказ от участия в убийствах является нормальной реакцией на основе полученного ранее «мирного» опыта. Второй раз подмена происходит при демобилизации, когда действия, которые раньше восхвалялись оказываются под табу. Но далеко не все способны сменить эту самую систему ценностей, что объясняет как дезертирство, так и участие бывших военных в криминальных группировках.
Многие из тех, кто вернется с войны, не смогут принять «мирные» правила жизни, потому не станут полноценными членами общества. Хорошо, если они станут кадровыми военными, но не всем им найдется по должности. Остальные будут искать понимания в криминалитете или конфликтах по всему миру.
Именно поэтому первыми, кто принял участие в конфликте на востоке Украины, стали бывшие афганцы, ветераны чеченской войны и другие «бывалые». Они составляют костяк добровольцев по обе стороны линии фронта, на который добавляются вспыльчивая молодежь радикальных взглядов.
С этой, как и с многих других точек зрения выглядит так, что по обе стороны конфликта находятся люди с неимоверно схожими судьбами, взглядами на жизнь и переубеждениями.
В фильмах и книгах мы часто узнавали о историях борьбы добра и зла. Проблема в том, что в реальном мире не бывает осознанно злых людей. Система ценностей каждого индивида построена так, что он действует во имя добра. Осознанно зло творить могут только люди с психическими расстройствами, что маловероятно в случае тысяч и миллионов индивидов.
Можно признать действия человека в той или иной конкретной взятой ситуации правильными или нет, но почти невозможно рассудить стороны конфликтов и приписать кого-то к добру, а кого-то к злу. Тем более, когда обе стороны взялись за оружие. Потому единственное, что можно признать, так это то, что война - это зло, и вклад каждой из сторон в развитие конфликта вполне соразмерен.
Для склонения народа к войне и применяется«демонизация» противника всеми средствами пропаганды. Но «демонизируя» противника пропаганда «демонизирует» и свою целевую аудиторию.
Последние месяцы мне особенно страшно читать комментарии и посты в соцсетях, в которых люди с разных сторон конфликта призывают убивать других. Женщины, мужчины и даже дети возносящие такие сомнительные ценности как «слава нации», «идеология», «национальная честь» и «военная доблесть» превыше ценности человеческой жизни. Это, самое страшное что я видел за всю свою жизнь. Это то, чего я боюсь больше всего.
Я осознаю, что любое противостояние, в том числе и политическое, это нормальное явление в системе человеческих взаимодействий, которое двигает общество к прогрессу. Я догадываюсь о сложности политических процессов, которые сначала привели к развязке боевых действий, а потом к сложностям в их прекращении. Но я уверен, что любые противостояния стоит заканчивать, когда начинают гибнуть люди. Я не против каких-либо политических взглядов до тех пор, пока они не посягают на ценность человеческой жизни. И пусть даже все эти мобилизации оправданы в масштабах сотен или тысяч жизней мне сложно судить о действиях в масштабах крупнее, чем одна моя жизнь.
Я не верю в богов, потому мне не у кого просить прощения и не кому каяться. Но я верю в то, что изложил выше, и я боюсь что не смогу совладать со всем этим став на одну из сторон конфликта. Ужасно боюсь брать ответственность за действия, которые не могу оправдать даже перед собой. Мне страшно от неизвестности — я не знаю как разрешить сложившуюся ситуацию. В этом всем и заключается моя трусость.
И, да, еще я боюсь неизвестности и умереть, но это как-то совсем вторично на фоне поднятых выше проблем.
Единственное, к чему я хочу призвать настоящим текстом, это к отказ от осуждения чужих действий. Идет война, гибнут люди, а значит мы все неправы.
источник
Комментариев нет
