Я- украинский солдат. КОМА.
Жанр: Мистика. Военная драма.
Тема: Сочинение о событиях весны и лета 2014г. на (в) Украине в вымышленном городе Илловайск.
«Я- украинский солдат. КОМА»
Молодой человек попадает в зону боевых действий на Донбассе. Предлагается описание предполагаемых событий, ощущений и переживаний солдата после своей гибели в течение сорока дней. Солдат является образом всех погибших ВСУ в гражданской войне на Украине. В произведении он пребывает в двух состояниях убитый и в состоянии комы. Подобное положение позволяет, тем не менее, быть свидетелем драматических событий продолжающейся войны, наблюдать за противоборствующими сторонами, видеть гибель солдат, а значит, переживать, рассуждать и осмысливать весь ужас и бесперспективность решить социальные проблемы военным путём. Сочинение не политизировано. Автор не занимает одностороннюю позицию конфликта, тем не менее, описанные события предлагают тему для размышления и осознания ситуации. Полярным героем сочинения является старик как отождествление гражданского населения Донбасса погибшего в ходе боевых действий. Так же в сочинении присутствуют солдаты ВСУ, ополченцы, животные, необычным героем представлен римский сотник Гай Кассий Лонгин поразивший своим копьём тело Иисуса Христа.
Совпадения имен героев и событий являются случайными.
Сочинение представлено в сокращении. Приблизительный срок окончания произведения и редакции май - июнь 2015г.
«Я украинский солдат. Кома» значится под псевдонимом Номен Нескио, что в переводе с латинского языка означает «Неизвестный автор».
Внимание, присутствует ненормативная лексика* (18+).
***
Я- украинский солдат. КОМА.
***
Prologos.
В год 7523 от сотворения мира*, в дни весенних календ, огромного вида всадник на огненно - рыжем коне в чёрном военном плаще нёсся по ночному небесному своду, сталкивая между собой тяжёлые, свинцового вида, облака. Сильные ноги в кожаных штанах обутые в ярко- красные высокие сапоги впивались в мощные бока коня сверкающими шпорами в виде черепов заставляя животное двигаться еще быстрей, казалось в уже и без того безумной скачке. Иногда сильно натягивая повод, всадник буквально клал корпус коня в глубокий крен, так словно мчался по спортивному стадиону с наклонной, чашеобразной дорожкой. Конь повиновался всаднику безоговорочно, тем не менее, демонстрируя своё недовольство тяжёлым хрипом, более походившим на рычание огромного неведомого зверя. С губ коня вместо пены слетал пепел, ноздри иногда освещались снопами искр, глаза навыкате вращались в разные стороны. Было такое впечатление, что весь низ живота состоит из остывающей вулканической лавы с трещинами из огня. Таков был конь по имени Руина, который нёс по небу своего воинственного всадника имя которому Война.
- Баррааааа….!!!*- гремел его боевой клич, от чего ночную тишину разрывал громовой раскат, и даже казалось, заставлял вздрагивать, привычный, простому смертному, вид ночного неба с множеством звёзд не скрытый дождевыми тучами. Всадник развёл руки в стороны на уровне груди, и между вытянутыми указательными пальцами образовалась искривлённая нитка молнии.
- Баррааа…!!!
Сразу же неимоверными пассами своих рук в красных перчатках всадник, сделав молнию вертикальной, разрезав облака, буквально метнул её вниз. Низвергшись, молния ударила в крышу пристройки, в которой находились ягнята, от чего она вспыхнула. Сторож, присматривающий за фермой, быстро стал звонить по телефону. После чего кинулся к горевшей пристройке и, сбив замок, открыл двери, давая возможность испуганным животным покинуть опасное место. Маленькие существа на неокрепших ножках бросились вон из горящей постройки, давя друг друга. В селе не было пожарной службы, поэтому пока к месту горения прибыли люди, пламя поглотило пристройку и стало «лизать» каменные стены коровника. Люди, как могли, пытались потушить пламя, нося воду из небольшого озера и поливая коровник из шланга, подключенного к водопроводу.
Три всадника, невероятно сказочной внешности расположились на холме сидя на своих конях разных мастей и наблюдали за пожаром. Молчание нарушил всадник по имени Вологез* сидящий на белом коне:
- Люди превзошли сами себя, превозносясь в своём выдуманном величии беря в осаду города. А ведь они и вправду думают, что мы стоим за ними, что служим им. Наивные глупцы.
Глад*, всадник, сидевший на коне чёрной масти, вытянул перед собой весы и проговорил:
- Гран (0,057гр.) и хеник (1, 08л.)* снова уравняются в цене. Люди неисправимы в своих поступках. Всё как всегда и так уже тысячи лет. Не понимаю, зачем так истязать себя, прекрасно зная, чем заканчиваются объявления войн.
- Каждый царь, начиная военные действия, совершает наипервейшую ошибку, наивно полагая, что война это лишь удел армии и страдания соперника,- сказал Вологез.
- Всадник!- воскликнула Смерть, сидевшая на коне бледно- зеленой масти, немного привстав на стременах и указывая концом рукояти косы вниз долины, где на неимоверной скорости мчался всадник по имени Война.
- По всему видать натешилась ночной прогулкой,- заключил Глад, убирая весы.
- У нас опять есть работа!- осаживая тёмно - рыжего коня по имени Руина прокричала Война, обращаясь к остальным трём всадникам,- Человеческая гордыня отрывает младенцев от матерей, а крестьянина от земли. Ну что же, нас призвали, и мы не заставим себя ждать. Эта грешная земля еще напьётся крови. Скоро случится дождю, он омоет её как перед Судом. Глупцы, вы еще содрогнётесь от своих желаний! Мы идём к вам!- обращаясь к кому-то в темноту, прокричала Война.
Все четыре всадника спустились с холма и распугав и без того обезумевшее стадо маленьких ягнят, метавшееся по полю, пересекли село, потревоженное пожаром.
А где- то далеко внизу, на другой стороне села от того места где случился пожар, в доме заплакал ребёнок, испугавшись страшного грохота обрушившегося с небес, предвещавшего ливень. Мать, молодая женщина, быстро подошла к детской кроватке, немного прибавила свет горевшего ночника и, взяв дитя на руки, осторожно прижала его к себе, стараясь полностью закрыть руками, как будто от близкой опасности, маленький живой сверточек, вздрагивающий от громкого звука. Окно осветилось, наполнив яркой вспышкой комнату, пробившись сквозь плотные шторы. Мать, более инстинктивно отвернулась от пугающего источника света, еще сильнее прижав к себе малыша, и кажется, что она сама испугалась этого природного явления, которое по идее должно сопровождать весеннее пробуждение всего живого от зимнего анабиоза. Страшными были этот звук и свет, после которого должен был непременно пройти дождь призванный наполнить землю влагой, давая жизнь всему растущему и цветущему. Но не так было что-то в этой ночи. Мать осторожно положила ребёнка на кровать и распеленала его, очевидно решив проверить пелёнки. Малыш вздрагивая, сучил ручками и ножками. Снова обрушился сильный раскат грома. Мать, как есть, схватила малыша на руки и быстро подошла к входной двери, проверив, надёжно ли была она закрыта, после чего, почти бегом, пересекла комнату и легла на кровать, накрывшись одеялом с головой прижимая к себе младенца, горячо зашептала:
- Ну чего же ты испугался, мой малыш, это всего лишь гром. Тссс… Весна на дворе. Такое бывает к дождю. Тихо, тихо, мой ангел. Всё хорошо. Я рядом и тебе нечего бояться. Скоро всё кончится.
Обнажив молодую грудь, наполненную молоком, она переместила головку младенца к соску. Почувствовав тепло материнского тела и запах молока малыш, несколько успокоился, припав губами к груди обхватив её маленькими ручками. Вот и долгожданный дождь обрушился на землю, но не принёс он покоя, не способствовал крепкому сну, как это обычно бывает. Она замерла, прислушиваясь к окружающему миру, даже перестав дышать, как будто ждала еще чего-то кроме дождя, инстинктивно сильно прижав маленькое тело к себе, от чего младенец заплакал. Молодая женщина тут же очнулась, немного ослабив объятия, а через некоторое время малыш успокоился и, насытившись, продолжал всхлипывать уже в глубоком сне. Молодая женщина осторожно поднялась с кровати, накинув платок на голову, встала на колени перед иконкой и принялась молиться, при этом, несколько раз пугливо оглядывалась, переводя взгляд с кроватки, где уснул младенец на окно, за которым шумел ливень, громко стуча по металлическому подоконнику. Неведомый страх заставил её совершить молитву и ощущение что кто-то там, очень сильный, не обещающий ничего хорошего, наблюдает за ней из темноты, с той стороны залитого дождём окна.
- Господи, Царь Небесный, прости этих безумцев, они не ведают что творят. Защити рабов своих, не дай в обиду слабых и безгрешных. В чём же прогневали мы Тебя? В чём вина наша? Убереги дитя неразумное и малое…
Раскат грома прервал молитву и в неописуемом ужасе заставил женщину вскрикнуть и упасть на пол, прикрыв голову руками. От страха и полного бессилия она заплакала. Дождь сильным потоком заливал окна, делая невозможным рассмотреть четырёх всадников остановившихся у дома, где еще недавно плакал младенец, испугавшийся грома.
- И этих тоже заберём? И почему мы не можем выбирать?- спросила Смерть, обращаясь к Войне, заглядывая в окно, освещённое приглушённым светом ночника, смотря на молодую женщину, лежавшую на полу,- А…?
- Потому что мы не можем судить и судить каждого в отдельности. Он не ставил ни на ком печать и если решит, что у Него им будет спокойней, случится то, чему должно произойти,- ответила Война,- А пока пусть лучше они ничего не знают. Спокойный сон для них на исходе, возможно, что мы еще постучимся и к ним, но только не сегодня. А сейчас нам пора.
Всадники не торопясь двинулись прочь от дома. И снова: «Баррааа…!»,- закричал Вологез, и остальные подхватили его клич. И все четверо, сменив в одно мгновение неторопливый шаг, понеслись в безумном галопе по огромному полю оставив село далеко позади. Буквально влетев на большой холм, они как один оторвались от земли и продолжили свою бешеную скачку уже по небесному своду, опрокидывая тяжелые дождевые облака, делавшие вроде бы обычное природное явление близкое к Потопу.
_____________________________________________________________________________________
В год 7523 от сотворения мира*- Речь идёт о 2014г. В данном случае дата спорная, из- за разницы летоисчислений даже в одной римской версии.
- Баррааааа….!!!*- (Барра)- боевой клич в римской армии аналог «Ура».
Глад* или (Голод)- один из четырёх всадников апокалипсиса.
Гран (0,057гр.) и хеник (1, 08л.)*- мера веса и объёма в античном Риме. 1 Гран был равен среднему весу одного зерна пшеницы. В данном случае речь идет о том, что хлеб во время войны будет стоить как вино или масло, потому что военные действия нанесут вред более посевам, но масличные деревья не пострадают от своих глубоких корней в земле. (И.Богослов)
Вологез*(или Мор)- одно из названий всадника апокалипсиса Завоевателя от имени парфянского царя Вологеза I, который победил армию римлян в начале первого века н.э. в 62г.
______________________________________________________________________________________________________
ЧАСТЬ I.
I.1. Si vis pacem, para bellum.
«Хочешь мира, готовься к войне». (лат.)
Я не погиб защищая Родину,
меня послали свои,
воевать со своими,
Меня убили на Родине.
Я - украинский солдат! Сколько смысла было заложено в этих трёх словах, а ведь буквально в недалёком прошлом я и не знал об этой отведенной для меня роли освободителя своей благодатной земли от злобных сепаратистов, ну ни как не желающих жить в одном общем доме - Украина. До этой великой миссии, которую мне поручило моё правительство. Я был студентом, обычным студентом, не хватавшим звезд с неба, тем не менее, найдя себя в увлечении латинским языком в древнеримских философских изысканиях, проживая где- то в середине моей желто- голубой страны, со своими родителями, занимая место среднеобеспеченной семьи. И не было у меня более нужды, чем отсутствие карманных денег после вечернего похода в клуб или на дискотеку, либо нулевой трафик в интернете. Моё будущее меня заботило мало, я знал, что после института буду всё равно где-то работать и у меня будет моя семья и мои друзья и, кажется, что мои родители будут жить вечно. Собственно о чём может думать современный, совсем молодой человек в возрасте девятнадцати лет, неотягощённый жизненными трудностями. Разве что события последнего полугодия давали противоречивые перспективы на будущее. При этом, с недавних пор, меня мало интересовали демонстранты, марширующие с факелами по улицам где- то в далеких западных областях, к другим своим согражданам с черными лицами от угольной пыли, я так же был безучастен. Что- то кричали и те и другие, потом по телевизору выступали какие- то важные государственные особы в галстуках, разговаривая на не совсем понятном мне языке. К своему стыду меня не беспокоила вся эта возня с нашей Южной провинцией, где я несколько раз отдыхал с родителями, каким-то расчудесным образом превратившуюся в некую заграницу. Я был очень далёк от политических течений, так же не мог похвастаться даже средним уровнем патриотизма. Крики на улицах становились все сильнее, по телевидению показывали горевшие костры, люди с палками и камнями отчаянно дрались с милицией, зачем-то сносили памятники, пылали офисы, магазины, автомобили. Но в тот момент меня больше всего интересовала моя девушка Лера и спрятанный «косячок» на случай мальчишника. Но это всё будет в будущем, где-то очень далеко, а сейчас была весна, и поэтому расставание на время летних каникул с Лерой меня заботило больше, нежели неожиданно свалившаяся служба в армии и возможное участие в боевых действиях, которые я обратил в свою пользу.
Наша компания была разношерстная и поэтому некое социальное неравенство не бросалось сильно в глаза, мы все, разным образом были знакомы с детства, детский садик, потом школа, обычное явление для заштатных городков. Разве что Лера, она училась на другом факультете, довольно престижном и дорогом, но это не мешало ей иногда посещать наши сборища с походами на дискотеки или ночные клубы. Она появилась у нас в институте около двух лет назад, приехав с родителями, которые находились в длительной командировке на Кубе, и казалась нам всем такой недосягаемой, но вскоре стало понятно, что она была обычной девушкой, тем не менее, держала на расстоянии всё наше общение. Нам было по девятнадцать лет или около этого, все мы были молоды, и по своей сути еще совсем дети, да и политические процессы нас интересовали так же как соотношение гривны к сестерцию в римской провинции Закхабар.
К концу очередного курса обучения в моём институте, мне стало понятно, что родители не оставят мне квартиру уехав навестить наших родственников, бабушку и дедушку, которые живут на Востоке страны, в сонном Илловайске. И я буду лишён желанной свободы в своих действиях, когда нет родительского присмотра, потому как по неизвестной мне причине российская армия коварным образом вторглась на территорию моей страны. И вот серьёзные и тучные военные в строгой военной форме сообщили мне, что если не я то кто же еще может противостоять коварным суровым людям с оранжево - черными лентами на одеждах, опекаемых нашим восточным соседом.
Я представлял себя в форме солдата из компьютерных «стрелялок» или из иностранных боевиков, вооруженного самым лучшим оружием и генерала переживающего за мою жизнь во время проведения очередной военной операции. Потому как невольно чувствовалось присутствие новоявленного старшего «звездно - полосатого» брата и наставника, так внезапно воспылавшего любовью и заботой к моей стране, который не оставит меня в предстоящих сражениях. И я был горд потому как мне выпала честь оказаться во вновь созданной Национальной Гвардии, а что было делать, когда военная служба не входила в мои ближайшие планы на будущее. Но я быстро смирился с этим, с некоторых пор имея привычку даже плохую перспективу обратить в позитивное продолжение. Несколько смущало отсутствие гвардейских прообразов своих военных предков. Ну разве что всплывали в памяти гвардейцы кардинала из мушкетерских фильмов или храбрые солдаты из военных драм в треуголках или киверах, но все это были не наши, это были иностранные гвардейцы, после чего я окончательно уверовал в то, что именно я буду одним из первых украинских гвардейцев.
***
I.2. ДЫХАНИЕ.
Группа ребят, направляющихся в добровольческие батальоны, имела более воинственный вид, хотя и были они в гражданской одежде, нежели мы, будущие украинские гвардейцы. Эти парни уже выглядели как солдаты, сказывалась возраст, присутствие некоей подсознательной организованности, очевидно приобретённой на футбольных матчах ну и конечно же на проходивших всевозможных митингах протестов по любому поводу. Бритые головы, подкачанные мускулы, с сине- жёлтыми и красно- чёрными флажками, не очень разговорчивые с нами, они держались отдельно, давая понять, что эмоции пришедших родственников им не очень нужны. В это же время, наш строй более напоминал пленных и ни как не вязался со смыслом произносимых речей с импровизированной трибуны военного комиссариата. Военный комиссар объявил о том, что после прохождения ускоренного курса молодого бойца, где-то за городом, на учебной базе где раньше были детские оздоровительные лагеря, наше будущее подразделение будет придано как вспомогательное, для обслуживания артиллерийских дивизионов, что, собственно, исключает нахождение на линии непосредственного боестолкновения с противником, иначе говоря «Подай- принеси- относи и кури в сторонке». Да и вообще, для родственников нет повода расстраиваться, а лучше всего, набравшись терпения, ждать фотографии, где будущие гвардейцы запечатлят себя у героического орудия, чем, без всякого сомнения, можно будет гордиться. Речь военкома, более обращённая к нам, вызывала некоторое оживление и смех в рядах новобранцев в батальоны. Эти ребята выбрали себе иную миссию и казалось, что война для них важное и более естественное занятие, чем вся эта гражданская суета. Эти парни хотели воевать, они были готовы к этому, а свою обособленность дополняли наличием собственных лидеров и очевидно будущих командиров.
Торжественная часть закончилась и все разошлись для прощания. Я был со своими родителями, мама крепко обнимала меня, что-то говоря скороговоркой, не переставая поправлять мою одежду, гладя по голове, по плечам, рукам и несколько смущая меня, но я абсолютно не слышал её. Отец же, в некотором оцепенении, стоял рядом, держа в руках мой рюкзак, и молчал, кажется, он пребывал в какой-то недемонстративной слабости и безысходности. Он не служил в армии и всячески старался скрыть своё беспокойство за меня перед неотвратимой действительностью. А я. Я искал глазами Леру, хотя знал, что она не придёт, да и не должна была прийти, она даже не знала, что я ухожу в армию, она вообще ничего не знала про меня кроме имени и то, что мы учимся в одном институте. Да и общение наше состояло из нескольких фраз или скудных диалогов. Я буквально немел, если сталкивался с ней, испытывая мальчишескую робость. Но вот сейчас должно всё измениться, я в армии, я солдат и это состояние придавало некую уверенность в себе. Ну а тут вот в один момент изменился мой мир, в котором я так и не успел много ей сказать, да и она не знала что, была выбрана мной в качестве предмета обожания и с претензией на долгую и счастливую совместную жизнь. Я твёрдо решил пережить эти месяцы разлуки, тем более что прожитые без Леры свои девятнадцать лет были позади и это были трудные девятнадцать лет, все девятнадцать без неё.
Нас посадили в автобусы, а добровольцы лихо погрузились в тентованый «КАМАЗ» и больше мы не видели друг друга. Двери закрылись, отделив или даже отрезав нас от прошлой мирной гражданской жизни, и колонна тронулась за машиной ГАИ. А я смотрел на своих родителей, которые всё это летнее утро были на площадке у военкомата. И вот впервые в жизни, где-то там, в груди я ощутил, как сердце сжала неописуемая тоска, комок чего-то подкатился к горлу сжав его клещами спазма и я старался побыстрее проглотить его, слёзы готовы были пролиться ручьём. Я ни когда в жизни не испытывал подобного по отношению к своим родителям, до этого всё было как-то обыденно, как- то естественно. Сразу навалилось в один миг столько вины, за то, что было в тягость мне тихое семейное существование и всё более хотелось убежать к своим друзьям и с ними провести вечер с большим продолжением до утра. А они, мои родители, так и не спали, они ждали меня, прислушиваясь ко всякому шуму в подъезде, не сводя глаз с часов или не отрываясь, смотрели в окно. Где же я есть? Всё это как-то всплыло в один миг и более всего я боялся, что мои терзания будут замечены остальными моими товарищами в автобусе. Я не мог оторваться от окна, видя, как стояли мои мама и отец, всё более уменьшаясь в размерах и сливаясь с остальной массой провожающих. И вот вскоре исчезли совсем, но это не беда, это ненадолго, три недели в учебном центре и два месяца в зоне, а к осени я вернусь домой, пообещав при этом самому себе, что наступающий Новый год всенепременно буду отмечать дома, с родителями, игнорируя все уговоры своих друзей. С родителями конечно, и только с ними. Муки совести, так вот оказывается, как это происходит, но я же ничего не сделал предосудительного. А Новый год будет, обязательно будет и мы только втроём, ну а после, может так случится, они меня отпустят повидать друзей. Ну, конечно же отпустят. Они любят меня. Я люблю их и очень скоро мы увидимся и всё будет так как я задумал, потому что иначе не может не быть. Я восстановлюсь в институте и конечно же для мамы на 8-е марта будет от меня большой букет цветов в подарок, чего, к своему стыду я никогда не делал самостоятельно. Ну, конечно же, цветы.
Внезапно грянул гром, и ясное летнее утро пролилось краткосрочным ливнем. Стена из дождя ненадолго скрыла улицы города, по которому мы двигались, от чего наша колонна несколько замедлила движение. У меня был сильный жар, я сильнее прижался к оконному стеклу, от прерывистого дыхания стекло запотело. Слёзная муть заволакивала глаза, только бы ни кто не увидел моего состояния. Я стыдился этой своей сентиментальности. Сердце готово было выскочить из груди. Прощайте мои родные!……, но почему же прощайте?…, почему моё подсознание не подбирает другие слова…? Нет…, я не хочу так…, До свидания, мои родные, именно до свидания…..!!!!! Но опять….прощайте…., прощайте…., там…, в груди, где сердце…., прощайте,….. Прощайтеее…..
В автобусе царил шум. Мои будущие сослуживцы, не очень-то скрываясь от сопровождающего офицера, пили водку, громко смеялись, привлекали внимание девушек, шедших по улицам, подпевали песни, звучавшие из мобильных телефонов, при этом постоянно передвигались по салону автобуса, сливаясь в группы, закрепляя новые знакомства взаимным расположением друг к другу. Я всеми силами старался раствориться в настроении общей массы, но чувство тоски от прощания с родителями держали меня невидимыми цепями и не было никакой возможности разорвать и освободиться от этих оков. Я напряжённо всматривался в людей идущих или едущих в автобусах или машинах, когда наш автобус проезжал мимо, я искал её, искал Леру.
- Пацаныыы…, город плачет, это он нас провожает…..! Это знак, хороший знак.
Заорал мой сосед по автобусу сидевший слева от меня и остальные поддержали его криком: «Урааа!!!», а потом, достав небольшую фляжку, протянул её мне:
- На, попробуй, это «вискарь». У бати отмутил тару, раритет с войны, ну и «по - шурику» налил пойла. Отдам ему потом, когда домой вернусь. Может еще чего прихвачу….., ну ствол, к примеру, он охотник у меня, любит эти всякие штуки. Когда на Афган уходил, рассказывал, что вот так когда поехали, тоже дождь лил. И вернулся живой, погулял ещё немного, оторвался на полную катушку, потом с мамкой познакомился и меня после заделал. А там у них тогда в Афгане с духами замес серьёзный был, не то, что у нас какие-то ополченцы. Куда же они прут, мы же регулярная армия. Так что в момент наголо побреем всю эту шайку - лейку и по домам, пэтэушниц тискать, я такую общагу знаю, закачаешься от восторга, гарем одним словом, вахтёр за пару «Боярышника» пропускает и аптека рядом. Давай пей уже.
Фляжка была необычная, из какого-то мягкого плотного материала, овальной формы, с маленьким металлическим горлышком, в выцветшем чехле, с прицепленным длинным портупейным ремешком, на ощупь напоминавшем бересту или выделанную кожу, не позволявшем внимательней разглядеть сосуд. Я сделал глоток, стараясь не смотреть на своего нового знакомого, что бы он ни заметил моего состояния. Ароматная, но крепкая жидкость потекла по горлу, и алкоголь сделал своё дело, как-то стал растворять этот комок в горле, от чего стало несколько легче. Надо сильнее и чаще дышать, это пройдёт. Я сделал еще один глоток и, всё-таки, выступившие слёзы были списаны на крепость напитка. Пить из горлышка крепче пива мне еще не приходилось. Тоска стала рассеиваться, а впереди было что-то такое, неизвестное и под действием выпитого, даже возбуждало интерес. Мой новый сосед изучающее следил за мной и кажется, ждал с моей стороны восторга или другой реакции от предложенной им фляжки и напитка:
-Ну вот, молодец, а то сидишь как в воду опущенный. Испугался что ли? Не ссы, давай вместе держаться, да и еще тут пацаны реальные есть. Меня Клим зовут. А теперь, закрепи успех, глотни еще разок и пойдем, покурим к задней двери.
-Да чего-то зуб у меня разнылся,- попробовал я соврать, - Ничего, вроде отпускает. Всё нормально. Я Иван. Пойдём и, правда, подымим.
- Ну если так, то будем лечить народным средством твой зуб, буквально всем автобусом. Вон сколько тут докторов если что, а вот медсестёр извиняй, нету - авторитетно заключил Клим.
Мы пробрались к задней двери автобуса, усевшись на ступеньки, быстро покурили в щель двери, отодвинув резиновые уплотнители, и вскоре вернулись на свои места.
- Это твои предки были там, в военкомате?- спросил Клим.
- Да,- ответил я,- Хотел ещё им сказать что бы не приходили, тоску только нагнали.
- Понятно. А меня только сеструха старшая со своим мужем пришла проводить. Мой батя сам не пошёл и мать не пустил. Комиссар ему звонил, предлагал выступить с трибуны, ну там пурга всякая про героизм и всё такое, вроде как сравнить Афган и наш сегодняшний «замут». Они же все ветераны на учёте стоят в военкомате, так старый мой чё утварил - то, на хер взял и отослал этих военкоматских, а потом и вовсе надрался со своим армейским кентом, такое я потом наслушался, сплошная контрреволюция. Я вот думаю так, что Афган это ж заграница, а тут вроде как одна своя страна. Ничего не понимаю.
- А у меня в той стороне бабка с дедом живут. И что, они террористы что ли, или как их там, душманы, вот?- неосознанно для себя сделал я вывод, подбирая первые попавшиеся определения.
- Сепаратисты,- поправил меня Клим.
-Ну да, точно, сепаратисты,- согласился я. - Дед вообще лет сто на паровозе уголь с шахт таскал, до сих пор угольную пыль отмыть не может, бабуля обходчицей на «железке» была, и чё дальше? Я вот к ним заявлюсь с автоматом мол: «Руки вверх!», херня какая- то. Да дед и на автомат не взглянет, сдерёт мне штаны и лозиной задницу так исхлещет, вся охота воевать сразу отпадёт. Вот весь сепаратизм. Хотя если там русские напали, как по телику трещат, то это другое дело. Своей земли мало что ли, или чего ещё им не хватает?
- Ну, твои старики, это же местное население, а москали, это совсем другое. Местных-то мы валить не будем, они же наши.
- Ну как же, сейчас,- начал возражать я,- увидишь москаля, прицелишься, а тут какая-нибудь мирная бабка выходит с ведром, за водой она, видите ли, собралась, ни раньше не позже, и что делать будешь?
- Я не знаю,- смутился мой собеседник, подумав немного и не найдя другого ответа.
- Вот и я не знаю, то-то и оно. Они же террористы, в полях не воюют типа один на один, они в городах прячутся за местных. Только мне кажется, что по телику нам какое-то фуфло втюхивают, есть у нас в России родственники, был я там, вот не скажи тебе что это Россия, так и как будто с Украины и не уезжал, разве что вывески все на русском, а разговаривают ну как мы и народ такой же. И чего это они на нас вдруг стали наступать?
- Да, да, у нас тоже есть там родственники и друзья, особенно у бати,- перебивая, поддержал меня Клим,- вот всё как ты говоришь, я сам видел. Постоянно в Россию ездили, или они к нам. Батя как со своими афганцами стренется, так те орут: «Хохооол, живоооой. Братууухааа!!!», бухают, песни под гитару поют или на древнем мафоне, прикинь, кассеты слушают. А потом плачут, береты пооденут, а батька мой в шлемофоне, с собой всегда на встречи возит, он у меня танкист был там. И теперь эти «братухи» что, напали на нас получается? Тоже не догоняю тему. Ладно, на месте видно будет.
Мы замолчали, пытаясь каждый сам себе ответить на вдруг всплывшие неоднозначные вопросы. Я стал смотреть в окно автобуса, а Клим уставился в какую-то одну точку на полу, грызя ногти на пальцах руки. Однако вскоре тоска рассеялась, мышцы на лице утратили свои «резиновые» свойства позволив мне выражать свои эмоции более естественно. И я и Клим, мы присоединились к общему спонтанному хору исполнявшему «вражескую» песню на «вражеском» языке об актуальной сейчас рюмке водки, находившейся, по сюжету песни на столе, стараясь подражать хриплому голосу исполнителя из динамика сотового телефона. Один из призывников вытащил из сумки несколько металлических палочек, соорудив из них фанатский флагшток и после одел средних размеров жёлто- голубой флаг, вызвав бурное восхищение остальных, ну а после выставил полотнище в форточку окна, где оно заколыхалось на фоне листвы и неба. И снова: «Ураааа…, Урааа…!».
Сопровождавший нас офицер сидел впереди, отвернувшись от нашего собрания о чём-то переговариваясь с водителем и абсолютно не горел желанием быть свидетелем происходящего, очевидно, имел для этого свою причину. Этот офицер не казался таким лощёным выскочкой, какими представали те, кто больше и громче всех кричал о войне и о долге перед родиной которую топчут бессердечные вороги. Всё в нём выдавало какую-то трагичность, его взгляд и негромкий, но уверенный голос обладали гипнотическими свойствами как у змеи и как результат, полное и безоговорочное подчинение. Этот офицер был первый из тех встретившихся мне, кто побывал там, куда очевидно направлялись и мы. Но общение наше, на протяжении всего пути следования, состояло лишь из отдаваемых им команд, а мне, от чего-то, сильно захотелось с ним поговорить, но по первым впечатлениям от офицера, даже выпитая водка не придавала ожидаемой храбрости, с чем мне пришлось смириться. Он заставлял держать дистанцию, вот так, без слов влиял на нас и не возникало даже мысли не то что возразить или не согласиться с его требованиями, а просто заговорить с ним. Этот офицер стал первым, от которого так явно веяло войной, такой не похожей какой представлялась она нам благодаря рекламным роликам Министерства Обороны. Где бравые солдаты, с разрисованными камуфляжной краской или закрытыми масками лицами, демонстрировали чудеса ловкости и отваги. Кто в нашем случае был удав, а кто кролики стало понятно сразу. Было заметно, что водитель хотел было отреагировать на наши выходки, но офицер жестом остановил его, сказав что-то и после они оба как будто забыли про нас на некоторое время.
Скоро, очень скоро мы вернёмся сюда, в наш родной город. Об одном стало жалко, лето обещало быть жарким и солнечным. Ну и что, пропущу его, а дальше впереди целая жизнь и на конец-то я смогу объясниться с Лерой, а она потом, всю жизнь будет рассказывать мне, как очень жалела, что не пришла проводить меня. Она выслушает меня и поймёт. Я же солдат, я буду достоин её. А Клим, хороший парень, хорошо бы вместе попасть в одно подразделение. Ну а если не случится этого, то мы обязательно увидимся после армии, тем более что в одном районе живём. Обязательно «встренемся», как он говори
