Не справится с тоской необъяснимой.
По тем кто рядом…Кто родимый.
Белые простыни, потолок с облупленной известкой и желтыми разводами. Я лежу и разглядываю их, угадывая очертания то ли портрета, то ли цветка, то ли облака. Мне легко и туманно… Я ничего не чувствую, просто отдыхаю от боли и высокой температуры. Наплывают воспоминания… время бесконечное, бесформенное медленно тянется, но подумаешь... быстро, как один день…
Казалось все впереди, а вот нет, сижу опять пьяный и впереди уже ничего нет, хотя и края этому не видно. Интересно, как закончится моя типа жизнь? Это я сейчас умереть хочу, а вот подойдет ко мне смерть? Даже не знаю.
Все смелые рассуждать, как умереть хотим, а если надо будет просто согласие дать, сразу в кусты. Захочется ещё денек потусить, бутылочку…
Вообще я жуткий враль. Странная вещь, по большому счету я честный, совесть моя чиста, но по мелочи каждый день вру. Мелкий пакостник такой. Звоню вчера сеструхе и говорю, что ослеп. Но она не примчалась, знает мою дурацкую натуру. Чувствую не приедет, говорю чуток вижу. Она и говорит мне, чтобы дополз до соседей, попросил их скорую вызвать. Даааа... не прискакала. Мне никогда не удавалось её надуть.
Мать я меньше обманываю, она верит. Только если чтобы не ругалась, насочиняю всяких оправданий немыслимых, а мать верит. Смотрит несчастным взглядом и верит. А может просто нам двоим удобно верить в то, что я тут плету. Мы оба не хотим что-то делать, всегда находим себе оправдание.
Это сеструха моя железная, с ней не забалуешь. Я даже когда у неё жил, не пил… Ужас, ну никак, даже в подворотне выпьешь, аж страшно домой идти, просто мозг вынесет. Она не кричит, нет. Она как приговор читает, каждое слово как могильная плита на мой горб. Сбежал от неё. Если с ней жить, надо ж что-то делать с собой, а с мамой проще, она найдет оправдание. А если не найдет, скажет, что судьба такая или на все воля Божья. Ну а уж с волей божией не поспоришь.
Когда я сбежал из-под стражи в армии, мать повела меня в церковь, покреститься. Батюшка со мной беседовал, провел обряд крещения… Я молод был, мне вроде показалось смогу нормально зажить. Сестра пристроила в строительную бригаду. В горбачевское мутное время можно было. Надеялся потом купить документы, таких как я много было.
Ну так вот, окрестили меня, как-то стал потихоньку работать. Не хватало денег, начальник понимал, без документов-то можно со мной не церемонится, но в принципе все потихоньку налаживалось. И тут не удержался я, свистнул у одного алкаша цепочку серебряную, так что-то захотелось цепочку. Тот даже не заметил или подумал, что потерял где-то. Пил он нещадно, валялся… так что пропажа цепочки его особо не обеспокоила и не удивила.
А я... Вот придурок… повесил на неё крестик. И представляете, как-то в туалет пошел и вдруг цепочка соскальзывает, в унитаз падает. Даже непонятно... как так! Я мгновенно руку запустил ловить цепочку, отчаянно там ковырялся, с каким-то бешеным упорством и ужасом. Бесполезно, уплыл крест… уплыл в говно. Мне так тошно стало, ну просто в себя не мог прийти. Рыдал как маленький и не по цепочке с крестом, нет. Просто жутко и плохо мне было. Я как будто по себе рыдал.
Сестре сразу пожаловался, матери духу не хватило рассказать. А это Маргарет Тэтчер местная, конечно сказала, что я идиот. Но как-то успокоила, ничего говорит уже не поделаешь, что наваял, то наваял… возьми себя в руки и не расслабляйся. Матери тоже ничего не сказала. И так ей тяжко.. до сих пор мать не знает. А я вспоминаю часто и мне до сих пор плохо.
Белые простыни, потолок с облупленной известкой и желтыми разводами. Я лежу и разглядываю их, угадывая очертания то ли портрета, то ли цветка, то ли облака. Мне легко и туманно… Я ничего не чувствую, просто отдыхаю от боли и температуры.
Я даже не знал, что умираю, просто смотрел в потолок. Странно, именно в этот момент я не думал, что не хочу жить. Я ни о чем не думал, ничего не ждал… умер. Вот я и умер. Тихо, в больнице.
